Джедай Миха
Из книги "Материнский плач Святой Руси" (воспоминания княгини Урусовой Н.В.):
читать дальше
Как-то пошла посмотреть еврейский квартал. Моя заветная мечта была попасть хоть когда-нибудь в жизни в Иерусалим. Помимо духовного стремления к Гробу Господню и Святыням Палестины, меня интересовали ветхозаветные постройки городов, улиц и вся природа, о которой я много читала и видела на картинах. Даже после свадьбы меня не интересовала обычная поездка; в Париж или Италию, я очень просила мужа согласиться на поездку в Иерусалим, но он не разделял моих мнений, считая их пустой выдумкой. Еще только подходя, я обрадовалась: мне прехвилось это селение уголком Иерусалима. Я хотела пройти осмотреть подробно внутренние дворики и помещения, ознакомиться хоть поверхностно с бытовой жизнью тамошних евреев, как вдруг при первых же шагах на меня буквально набросились две старыя еврейки, выскочившия из домов, и стянуть одна к себе, другая к себе, быстро говоря что-то на своем языке. Я, конечно, ничего не понимала и никак не могла догадаться, в чем дело и что им от меня нужно. Кое-как отбилась от вцепившихся в меня рук и быстро пошла домой, сопровождаемая недружелюбными криками.
Оказалось, что была суббота и они не имели права зажечь огонь. В печи все приготовлено, заправлена еда, сложены дрова, подложены щепки, рядом лежат спички, но поджечь имеет право только христианин, но не еврей. Вероятно, магометанам тоже не давали поджигать, т. к. их там всегда проходило много, но их не зазывали. Мне сказали, что я нанесла большую обиду этим двум старым еврейкам.
Удивительно и интересно, как они вообще стараются обойти свои законы. Напротив нашей квартиры жило богатое семейство. Вижу я один раз такую картину: к воротам подъехала коляска с парой хороших лошадей. За ней шло не менее тридцати женщин в чадрах, но чадры у них не спущены на лицо, а приподняты над головами. На левом плече они несли амфоры с водой. Они разделились: две стали у задних колес, две у подножек коляски, две у передних колес, а остальные перед лошадьми попарно. Из ворот вышел мужчина и старая еврейка, державшая на руках новорожденного ребенка в богатом голубом одеяльце. Они сели в коляску, и в момент, когда кучер подобрал вожжи, все еврейки стали обливать колеса, и т. к. лошади шли шагом, то они поливали перед ними дорогу. Оказалось, что восьмой день младенца пришелся в субботу, его везли в синагогу для обрезания, а в субботу евреи могли ехать только по воде.
Очень красивы были церемонии их свадьб, которыя я видела на улице. Богатейшие парчовые, всех цветов, вроде сарафанов платья, блестевшие золотом, белыя чадры. Впереди жених с невестой, у ней чадра опущена на лицо; затем родные, родственники, знакомые, за ними приданое. Сперва несут громадный белый хлеб, не меньше аршина в диаметре, весь расписанный золотом, затем шкатулки с ценностями, а дальше на ослах сперва перины, подушки, одеяла и сообразно богатству без конца сундуков. Что очень надоело, так это чуть ли не на каждой улице где-нибудь плач по умершим. Двери всегда на улицу открыты, и вы видите, как на полу на циновках, поджавши ноги, сидят кругом таганки с огнем женщины-плакальщицы в черных покрывалах и, подражая плачу, тянут заунывные причитания. Время плача зависит от размера состояния родственников покойника. По бедным плач мог быть несколько дней, а чем богаче, тем дольше, иногда целый год. Число плакальщиц тоже зависит от средств.
Видела я, как хоронили они покойников. Они не дают даже часу пробыть ему дома, а как умрет, то чем скорее, тем считается лучше, его заворачивают в черное (без гроба) и несколько мужчин бегут с ним что есть мочи на кладбище. Видела то, что читала только в Библии, как рвут на себе волосы, разрывают в клочья на себе одежду, не только в горе, но и при ссорах между собой, а ссоры между ними всегда и везде, даже на улицах при людях. Озлобление доходит до того, что пускают ножи в ход.
Мы пробыли в Дербенте два года, и там начали применяться большевистские законы. Учет виноградных плантаций был не только в целом, а бралось на учет количество лоз и всех фруктовых деревьев. Затем частное имущество стали забирать, и в конце концов, при учете населения все владевшие прежде виноградниками и садами попадали в Сибирь. Как я узнала после, эти евреи с их ветхозаветным патриархальным бытом и верой не избегли той же участи. Они, эти евреи, не были подведены под общий уровень пользовавшегося всеми правами и привилегиями советского еврейства.
читать дальше
Как-то пошла посмотреть еврейский квартал. Моя заветная мечта была попасть хоть когда-нибудь в жизни в Иерусалим. Помимо духовного стремления к Гробу Господню и Святыням Палестины, меня интересовали ветхозаветные постройки городов, улиц и вся природа, о которой я много читала и видела на картинах. Даже после свадьбы меня не интересовала обычная поездка; в Париж или Италию, я очень просила мужа согласиться на поездку в Иерусалим, но он не разделял моих мнений, считая их пустой выдумкой. Еще только подходя, я обрадовалась: мне прехвилось это селение уголком Иерусалима. Я хотела пройти осмотреть подробно внутренние дворики и помещения, ознакомиться хоть поверхностно с бытовой жизнью тамошних евреев, как вдруг при первых же шагах на меня буквально набросились две старыя еврейки, выскочившия из домов, и стянуть одна к себе, другая к себе, быстро говоря что-то на своем языке. Я, конечно, ничего не понимала и никак не могла догадаться, в чем дело и что им от меня нужно. Кое-как отбилась от вцепившихся в меня рук и быстро пошла домой, сопровождаемая недружелюбными криками.
Оказалось, что была суббота и они не имели права зажечь огонь. В печи все приготовлено, заправлена еда, сложены дрова, подложены щепки, рядом лежат спички, но поджечь имеет право только христианин, но не еврей. Вероятно, магометанам тоже не давали поджигать, т. к. их там всегда проходило много, но их не зазывали. Мне сказали, что я нанесла большую обиду этим двум старым еврейкам.
Удивительно и интересно, как они вообще стараются обойти свои законы. Напротив нашей квартиры жило богатое семейство. Вижу я один раз такую картину: к воротам подъехала коляска с парой хороших лошадей. За ней шло не менее тридцати женщин в чадрах, но чадры у них не спущены на лицо, а приподняты над головами. На левом плече они несли амфоры с водой. Они разделились: две стали у задних колес, две у подножек коляски, две у передних колес, а остальные перед лошадьми попарно. Из ворот вышел мужчина и старая еврейка, державшая на руках новорожденного ребенка в богатом голубом одеяльце. Они сели в коляску, и в момент, когда кучер подобрал вожжи, все еврейки стали обливать колеса, и т. к. лошади шли шагом, то они поливали перед ними дорогу. Оказалось, что восьмой день младенца пришелся в субботу, его везли в синагогу для обрезания, а в субботу евреи могли ехать только по воде.
Очень красивы были церемонии их свадьб, которыя я видела на улице. Богатейшие парчовые, всех цветов, вроде сарафанов платья, блестевшие золотом, белыя чадры. Впереди жених с невестой, у ней чадра опущена на лицо; затем родные, родственники, знакомые, за ними приданое. Сперва несут громадный белый хлеб, не меньше аршина в диаметре, весь расписанный золотом, затем шкатулки с ценностями, а дальше на ослах сперва перины, подушки, одеяла и сообразно богатству без конца сундуков. Что очень надоело, так это чуть ли не на каждой улице где-нибудь плач по умершим. Двери всегда на улицу открыты, и вы видите, как на полу на циновках, поджавши ноги, сидят кругом таганки с огнем женщины-плакальщицы в черных покрывалах и, подражая плачу, тянут заунывные причитания. Время плача зависит от размера состояния родственников покойника. По бедным плач мог быть несколько дней, а чем богаче, тем дольше, иногда целый год. Число плакальщиц тоже зависит от средств.
Видела я, как хоронили они покойников. Они не дают даже часу пробыть ему дома, а как умрет, то чем скорее, тем считается лучше, его заворачивают в черное (без гроба) и несколько мужчин бегут с ним что есть мочи на кладбище. Видела то, что читала только в Библии, как рвут на себе волосы, разрывают в клочья на себе одежду, не только в горе, но и при ссорах между собой, а ссоры между ними всегда и везде, даже на улицах при людях. Озлобление доходит до того, что пускают ножи в ход.
Мы пробыли в Дербенте два года, и там начали применяться большевистские законы. Учет виноградных плантаций был не только в целом, а бралось на учет количество лоз и всех фруктовых деревьев. Затем частное имущество стали забирать, и в конце концов, при учете населения все владевшие прежде виноградниками и садами попадали в Сибирь. Как я узнала после, эти евреи с их ветхозаветным патриархальным бытом и верой не избегли той же участи. Они, эти евреи, не были подведены под общий уровень пользовавшегося всеми правами и привилегиями советского еврейства.